▼ НИКОЛАЙ РОМАНОВ ▼
«Houston, we have a problem»

[Ваня Колесников]

ГЛАВНОЕ
Возраст: 18.02.1983 год, 36 лет
Прописка: Москва / Москва
Занятость: хирург-трансплантолог / пересаживал людям органы на законных основаниях
Цель: привлечь внимание общественности к вопросу о законности детской трансплантологии на территории России в целом, в частности к проблеме донорства и доступности каталога системы "Донор-Реципиент" по трансплантации костного мозга на территории РФ.
Основная черта характера: Излишняя самоуверенность.

ПРЕДСТАВЬТЕСЬ
Я живу своей работой, историями и судьбами своих пациентов. Больших и не очень, смелых и наоборот. Но всем им без исключения хочется жить. Когда ты понимаешь, что сделал все, что в твоих силах, а дальше уже вовсе не Господь, а не совсем корректная буква закона, то делаешь то, на что ни один врач в мире не имеет права - теряешь веру, опускаешь руки. Нигде в мире врач в своей деятельности не должен быть связан формальностями, заведомо не дающими ему исполнить свой долг до конца. Я здесь для того, чтобы ослабить узел, а быть может и развязать его.
БИОГРАФИЯ

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

ПОСЛЕСЛОВИЕ
Все мои требования я изложу отдельным манифестом на три тома.   

ПОСТ

Чем отличается Питер от Москвы? Слишком сакральный и идиотский вопрос, который с момента основания второй столицы России, не единожды возникал у гостей северной Пальмиры. Тарасов бы емко ответил "всем" и тяжело вдохнул промозглый, влажный воздух с привкусом истории, утонченной и почти европейской культуры. Порывистый ветер вдоль канала Грибоедова, ластящийся, словно брошенный пес, к тебе и забирающийся под воротник своим холодом, даром что намотан широкий, колючий шарф. В метро читают, не важно что и на чем, читают много и без возрастного признака, потому что читать в общественном транспорте может только закоренелый житель Санкт-Петербурга. Спорная аксиома, но так принято.  Тут чаще уступают место пожилым и детям, называют подъезд парадной и с трудом вспоминают, когда ходили в последний раз в Эрмитаж.
— Якушев, корпусом работай, компактнее, Якушев! Ты бабочка, Якушев, а не слон!,— знакомство с командой прошло сумбурно, сонно. Тарасов попросил всех собраться в своем кабинете к семи, где стульев хватило не всем, и в двух скупых словах пояснил сонным, зевающим спортсменам, что их ждут усиленные тренировки, полная перегруппировка уже сыгранных троек, и новый режим, требующий полной самоотдача. Команда в ответ молча кивала, слушала и соглашалась, что облегчало монолог тренера. Конечно, он не железный, волновался сильно, когда смотрел в глаза каждому и искал там малейший намек на сомнение в новом человеке, вставшем у руля СКА. Недоверие, настороженность, страх — этого просто не должно было быть, это надо искоренять в первую же секунду, потому что затаенные чувства со временем могли вылиться в огромную проблему.
— Самсонов, ты каши мало ел? Скорость, Самсонов, теперь твое второе имя. Быстрее реагируй, у тебя вон Трофимов соскучился! -на час раньше, а режим сбит напрочь, но это только первый день. Физ.подготовка затянулась, даже без силовой Тарасов просто хотел посмотреть на выносливость каждого, пробуя то тут то там дать нагрузку больше. Слушались, пыхтели, глотали пот, воду и выполняли все подходы раз за разом, доказывая, что СКА ничуть не хуже московских. А может пытались показать себя перед самим Тарасовым? Андрей исписал уже четвертый лист своего блокнота, размашисто выставляя на против каждой фамилии свои пометки огрызком карандаша, напротив "Горин" стоял жирный восклицательный знак, который к восьми утра, когда все перешли на лед, превратился к обычный крест.
Первый раз обошлось без бортика, встать по ту сторону сейчас недопустимо, они команда, до последнего массажиста в клубе, а значит всем скопом на скользкий, только что укатанный лед. Хрусткий и упрямый под лезвием стареньких, обшарпанных коньков, как баловство. К вечеру подтопят, соскребут верхний слой для фигуристов, а пока их время. Тарасов выставил это одним из главных условий, когда подписывал контракт.
— Вдоль бортика, попарно, с левой руки! — команды должны быть короткими и четкими, как судейский свисток, после которого может быть лишь один вариант. На Тарасове из нового только хоккейная майка с символикой клуба. Дурацкая синяя вязаная шапочка с козырьком резонировала с грозным видом Андрея Александровича, намекая то ли на его мягкость, то ли на консерватизм. Свисток и весь состав, без одного игрока, быстрой ожившей гусеницей двинулся, куда сказали, синхронно срабатывая в силовой. На суше вышло бы показательнее, но Тарасову этот зал уперся, как плохому танцору яица в штанах. Третий номер от души приложился к пятому, распластав напарника по оргстеклу, оба потеряли равновесие, еле разъехались.
— Левая, это как правая, только левая, корпус работает целикоооом! -прописные истины, суть которых ясна даже начинающим мальчишкам. Работать и владеть своим телом надо уметь с двух сторон, если не с трех. Спина с задницей при определенном раскладе и ворота прикрыть могут.
— Круг задом, с левой! — повторение — мать учения, по воздуху поплыв молчаливый укор, гнетущий всю атмосферу. Они уже звезды, не мировые, но своего города, вынужденные повторять все то, что проходят восьмилетки. И где тут набрать мотивации и энтузиазма, когда сам капитан зажимает своего напарника в пол силы.
— Подбор и опять в круг с левой! Будем катать до лета, Фролов, может научимся! — почетный круг с подопечными, навстречу только, лицом к лицу, не пытаясь избежать столкновения. Тарасов проверяет их то ли на реакцию, то ли выискивает и забирается в те резервы, из которых каждый спортсмен черпает силы. Раз, второй, а ведь ему не двадцать  с небольшим, к пятидесяти уже и эти удары под дых вышибают остатки воздуха, ребята смущенно извиняются, собираются внутренне и включают мозги, только бы не покалечить щуплого Тарасова.