▼ ДАНИИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ СТРАХОВ ▼
 
[Даниил Страхов]

ГЛАВНОЕ
Возраст: 2 марта 1976; 43 года
Прописка: Москва, РСФСР, СССР / Москва, Россия
Занятость: российский актер театра и кино, лауреат премии правительства РФ (2010) / был занят на съемках сериала "Сашкина удача", но для вас выкроил время.
Цель: Захотелось чего-то настоящего. Живого, что ли, чего в кино сейчас, увы, стало очень уж мало.
Основная черта характера: Ответственность

ПРЕДСТАВЬТЕСЬ
В развернутом представлении я не нуждаюсь, ведь большинство и так всё обо мне знают, а если и нет, то всегда знает Гугл.
Даниил Страхов, 43 года. Актер, женат, детей нет. Как вы наверняка уже знаете, я бросил курить, и вообще довольно негативно отношусь к курильщикам, потому что эта пагубная привычка вредит всем окружающим. Да, местами я бываю изрядным занудой.
Подобный проект будет первым в моей карьере, надеюсь и не последним. Думаю любому человеку моей профессии, хочется хоть раз проверить себя вне камер и софитов. Посмотреть, на что действительно ты способен без сценариев и привычных всем благ. И благодаря «Запретной Зоне», вскоре все мы узнаем, так ли хороши на самом деле факиры с актрисами.
БИОГРАФИЯ

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

ПОСЛЕСЛОВИЕ
Нету отличительных черт.
Посты обычно пишу довольно быстро, от 1000 слов.

ПОСТ

— Сергей! Сережа! — выскочив из дверей клуба, девушка нелепо и торопливо семенила ногами, выкрикивая в ночной воздух слова, которые седым маревом вырывались из ее ярко накрашенных губ. Узкая юбка «карандаш», даже несмотря на то, что была довольно короткой, не позволяла ей нормально ускорить шаг, а высокие шпильки то и дело проваливались в сетчатый помост на пути к парковке. — Ты совсем сдурел что ли?! Я с тобой разговариваю!
С дрожью прикрикнув, она коротко выругалась, смотря на стремительно удаляющегося вглубь парковки Сергея. Он не оборачивался, и казалось, вовсе не слышал ее, будучи увлечен борьбой с собственной курткой, в рукав которой ему никак не удавалось попасть. Вторая, пусть и недопитая бутылка виски явно была лишней сегодня, но находиться в окружении всех этих напыщенных идиотов иначе было просто невыносимо. Безголосые певички в безвкусных и вычурных тряпках, их жирные папики, отожравшиеся за чужой счет, бездарные актеры из мыльной чуши, что крутят по телевизору круглые сутки, и их обожатели. От каждого из них Козловцева с каждым годом тошнило все больше, даже несмотря на тот факт, что он и сам был таким. Таким как они. Избалованным вседозволенностью сыном генерального прокурора, перед которым все лебезили просто потому, что так надо. Он мог позволить себе что угодно. Мог оскорбить или унизить абсолютно любого, и все бы это стерпели. Не жуя проглотили бы любое дерьмо, подставив вторую щеку. Потому что за плечами Сергея незримо всегда был отец. Так было с самого детва, и долгое время даже забавляло Козловцева младшего, но с возрастом это приелось. Бесконечная фальшь и всеобщие овации каждому высеру, уже второй год доводили его до искупления. Всё было не так. Все вокруг были не те. И сегодня, когда вновь накипело, он отличился...

Чуть ранее.
Маша танцевала перед ним в приглушенном свете софитов. Красивая, как и всегда. Ее стройная фигурка с удивительной грацией изгибалась в такт клубной музыке, чем, несомненно, притягивала множество взглядом, но Сергей упрямо смотрел сквозь нее. Позвякивая подтаявшими хрусталиками льда в наполненном виски бокале, он не отводил глаз от зеленого сукна на бильярдном столе, вокруг которого столпилось несколько мужиков. Это были довольно уважаемые люди в высших кругах, один из которых — Геннадий Ефремович Бакулин, даже был знакомым Козловцева старшего. Их раскрасневшиеся от алкоголя круглые физиономии, то и дело расплывались в улыбках, и когда тот самый знакомый отца бросал неоднозначные взгляды в сторону Маши, Сергей невольно крепче сжимал бокал. Нет, он вовсе не стоил из себя Д'Артаньяна стремившегося отстоять честь своей женщины среди этого скопища пидорасов. Мария была ему безразлична, однако она принадлежала ему, а вовсе не этому бурдюку, который из-за своего живота и член то не увидит. Потому заметив очередной взгляд мужчины на свою спутницу, молодой человек залпом допил остаток виски в бокале и медленно поднялся из-за стола. От обилия алкоголя в крови его немного подкачивало, но это вовсе не помешало ему взять с собой недопитую бутылку Macallan и медленно направиться в сторону зоны бильярда, где его тотчас узнали.
Радушно взглянув на подошедшего, Бакулин что-то сказал, и его голос тотчас утоп в пульсирующих в клубе басах, но Сергей и не собирался затевать с мужчиной в беседу. Нацепив на лицо непростительно приторную улыбку, от которой диабетик бы уже забился в конвульсиях, он молча поднял руку с бутылкой, принимаясь медленно выливать ее содержимое прямиком на голову моментально оторопевшего Геннадия Ефремовича. Казалось, время вокруг замерло. Словно на зажеванной пленке старенького мафона, музыка продолжала протяжно и беспощадно хлестать по ушам, жадно сжирая множественные оклики удивления, но Сергей и не думал прекращать начатое, бесстрастно взирая на то, как пораженный происходящим Бакулин, неподвижно стоит под струей алкоголя. Тараща свои свиные глаза-бусинки на молодого обидчика, мужчина возмущенно давился словами, отчего его щеки сотрясались как рождественский холодец, но опустеть бутылке, так и не удалось. Очухавшись, охрана Бакулина наконец-то проявила себя, и выхватив из руки Козловцева дорогостоящее «орудие унижения», принялась оттаскивать его в сторону. Впрочем, он и не сопротивлялся. Хмельно рассмеявшись над всей ситуацией, он с упоением читал по губам возмущенного толстяка множество нелестных выражений в свой адрес, на которые лишь поддакивал сквозь сдавливающий грудь смех. Крепко удерживая под руки, охрана старательно волочила его куда-то назад, а Маша то и дело вновь мелькала перед глазами. Ее насыщенно алые губы взволнованно что-то твердили, попеременно обращаясь то к самому виновнику торжества, то к молчаливой охране, но Сергей и не думал прислушиваться. Перестав смеяться, он резко остановился, вырываясь и отталкивая от себя ненужный конвой, а после зашагал прочь из клуба.

— Козловский, если ты сядешь за руль в таком состоянии, я... Я... — чуть ли не плача, Мария сняла с себя замедляющие ее каблуки и, задрав юбку до бедер, ускорила шаг. Намереваясь догнать своего спутника, который уже открыл дверь машины, она перешла на неуверенный бег, на носочках ступая по холодному бетону парковки.
— Что ты? Да отвалите ж вы все от меня! — громко рявкнув в ответ, Сергей забрался в авто и, с силой захлопнув дверь, заблокировал салон изнутри. За глухими стеклами ему было не слышно, как обреченно остановившись посреди парковки, Маша грозилась пожаловаться его отцу. Она что-то обиженно лепетала и, раздраженно бросив туфли под свои ноги, принялась торопливо копаться в своем тонком смартфоне, облаченном в отвратный пушистый чехол. Даже несмотря на разделяющее их расстояние, Козловцев видел, как гаджет в ее пальцах заметно дрожал, но, не намереваясь дожидаться кульминации женской истерики, ткнул пальцем в кнопку на приборной панели, заставив мотор F-TYPE грозно взреветь.
— Дура, — пробубнив, он дернул коробку и резко, буквально на месте развернув машину, раздраженно вдавил гашетку.

Ночной Петербург был прекрасен. Впрочем, он был прекрасен всегда. Ранним утром и в глубокой беззвездной ночи. В дождливые дни, когда небо рыдало навзрыд чуть ли не сутками напролет, и в скупые моменты, когда солнце все же заявляло свои права на это подобие Туманного Альбиона. О да, во многом Питер был сильно похож на Лондон, в котором Сергею посчастливилось обучаться. Схожая погода. Красивая архитектура. Обилие зелени. Вот только люди совсем другие. Англичане безмерно чопорные, но при этом Великобритания относится к числу самых либеральных стран. Люди там дотошно соблюдают свои обычаи и права, щепетильно пекутся обо всем, на что великой русской душе попросту наплевать. Там даже гомикам можно жениться, а у нас все с вилами к несчастным говномесам подкрадываются. И вспомнив времена своего обучения за границей, Козловцев коротко ухмыльнулся, принявшись рыскать в кармане куртки в поисках сигарет. Несомненно, скандал, которым досрочно окончилось обучение, он никогда не забудет, ведь ни до, ни после не видел своего родителя в такой ярости. А ведь ничего особенного и не случилось тогда. Подумаешь, перебрали с однокурсником и переспали. Делов-то. Но прознав о такой мелочи, Федор Козловцев хрипло орал на сына до тех пор, пока задыхаясь не покраснел, а не увидев в глаза отпрыска ни капли сожаления, и вовсе кинул в него тяжелую стеклянную пепельницу, под конец театрально схватившись за сердце. Снаряд достиг цели, навечно оставив на правой брови напоминание о себе, но Сергей и не думал оправдываться. Напротив, утирая кровь со своей рассеченной брови, он в сердца выпалил что-то сродни: «Да мне похрен! Можно подумать ты своих шлюх в жопу не трахаешь!», а после пулей выскочил из квартиры под нецензурную брань отца и расспросы матери об упомянутых шлюхах. Тогда герой вечера сбежал к тому, к кому бегал еще со школы — к Соколовскому. Нет, меж ними не было ничего лишнего. Их связывала лишь дружба, которой Сергей искренне дорожил, ведь за все годы в Павле не было и намека на ложь или притворство. Он никогда не видел в Козловцеве прокурорского сына. Он видел в нем обычного человека, был искренен и непредвзят с первой встречи, в результате которой они подрались, но это уже совсем другая история.   
Подкуривая извлеченную сигарету, молодой человек равнодушно отбросил пачку на пассажирское сидение, на котором лежал оставленный Машей букет. Состоявший из двадцати трех длинных темно алых, практически черных роз, он был надежно стянут крафтовой веревкой и настырно наполнял салон своим ароматом. По крайней мере, до тех пор, пока хозяин автомобиля не закури. И подумывая выкинуть букет в ближайшую урну, Сергей сбавил скорость, когда почувствовал дрожь у самой груди.
— Блять! — не глядя на дорогу, он нехотя достал из кармана мобильный, и какое-то время заторможено смотрел на горевшее на экране «отец». Нерешительно перекатывая сигаретный фильтр меж губ, вскоре он отбросил вибрирующий телефон куда-то на несчастный букет, и вновь вернул глаза на дорогу.

Ключи от квартиры Соколовского у Сергея были давно, хотя «квартира» — это чересчур громко сказано. Небольшая хрущевка, в которой обитал Павел, располагалась далековато от центра культурной столицы и выглядела непростительно простенькой. Безвкусные обои, убогая планировка, стойких запах масленых красок и повсеместный творческий беспорядок. Хотя, чего еще ожидать от художника?
— Вставай, сова, медведь пришел, — проходя в кухню, при этом, даже не удосужившись снять с себя обувь, Сергей на ходу стукнул кулаком по двери спальни. Захватив из машины ныне бесхозный букет, он бросил его на кухонный стол и, прислушавшись к тишине в квартире, направился обратно по коридору, намереваясь притащить себе на кухню излюбленное компьютерное кресло.
— Пашик, не заставляй меня входить и лично вытаскивать тебя из постели. Я, конечно, могу, но тебе не понравится, так как руки у меня холодные, а сам я частично мокрый. А я ведь почти успел до дождя, представляешь? Короче не важно, вставай! Можешь даже выходить в триселях, я не обижусь. А если ты там не один, то передай мамзеле мое «мискузи», так как я все равно не уйду, ты же меня знаешь. А не уйду я как минимум потому, что ты снова убрал кресло с кухни. Признайся, ты дрался за свои колченогие кухонные табуретки с бомжем? На них же сидеть невозможно! — вновь ударяя кулаком в закрытую дверь спальни, Коз прошел в дальнюю комнату и, включив в ней свет, немного поморщился. С непривычки яркий свет жег глаза, словно в них только что дыхнуло песком, и лишь проморгавшись, он взялся за кожаное компьютерное кресло, отлучая его от стола.
— Я так полагаю, пожрать у тебя опять нечего? Я по дороге заказал лобстеров и пиццу с разным китайским дерьмом, от которого Машка пищала. Скоро должны привезти. Кстати, я решил ее бросить и вылил на седую голову папашиного знакомого 19000, а ему не понравилось. Зажрался, паскуда. Ну, не я, а он. А может и я? Короче, мне надо поговорить с тобой, — с грохотом прокатывая кресло по узкому коридору, Сергей сел в него подле кухонного проема, и оттолкнувшись ногами от косяка, подкатился к столу. В спальне наконец-то началось хоть какое-то движение и, подкурив очередную сигарету, гость в ожидании откинулся на мягкую спинку.